Сумасшествие многолетней выдержки: о фильме "Человек, который убил Дон Кихота"

Многострадальный фильм

История создания картины — не менее заковыристая, чем сюжет, сочиненный ее автором — изобретательным Терри Гиллиамом, знаменитым умением в своих работах барражировать на грани сумасшествия и регулярно скатываться в него.

Съемки фильма, который перенес часть действия "Дон Кихота" Мигеля Сервантеса в наши дни, сохранив каркас классического романа, стартовали два десятка лет тому. Тогда "человека, который убил Дон Кихота" играл Джонни Депп, а самого Рыцаря печального образа — тонкий Жан Рошфор.

Из-за болезни пожилого французского актера съемки почти сразу пришлось прекратить, а с лентой, казалось, попрощаться навсегда. Режиссеры Кит Фултон и Луис Пеп даже посвятили несостоявшейся картине документальный фильм "Затерянные в Ла-Манче", запечатлев творческие злоключения — и превратив рухнувшую художественную затею в легенду.

Теперь она оживает на экране, невообразимо восстав из вороха многолетних финансовых и производственных невзгод, которые преследовали ее все это время. И Терри Гиллиам, в полной мере ощущая тот ореол (даже туман) "невозможности", который укутал его новую работу, бахвалится в титрах, что наконец воплотил задуманное.

Вряд ли его можно попрекнуть этим ироничным тщеславием. Особенно, учитывая, что посвятил он ленту памяти ушедших актеров Жана Рошфора и Джона Херта, которые на разных этапах работы над фильмом были выбраны на главную роль, — Дон Кихотов, которых не было. Вернее, не стало.

Умножение Дон Кихотов

Вполне традиционный Дон Кихот — вместе с традиционным оруженосцем Санчо Пансой — появляется на экране уже в дебюте картины, атакуя ветряные мельницы. Оказывается, впрочем, что этот Дон Кихот — ненастоящий. Лишь персонаж рекламы, которую снимает в Испании модный, всеми опекаемый и лелеемый режиссер Тоби Грисони (Адам Драйвер).

"Доказательствами" его творческих талантов является крайне сумасбродное поведение, пренебрежительное отношение к окружающим и похотливая интрижка с супругой ревнивого продюсера. Ее, играя физическими достоинствами, воплощает Ольга Куриленко, в то время как опасного рогоносца, распускающего руки, обстоятельно презентует Стеллан Скарсгорд.

В поисках вдохновения Тоби случайно — и одновременно демонстративно неслучайно — приобретает у цыгана (Оскар Хаэнада) пиратский DVD со своим студенческим фильмом про Дон Кихота, который он снимал в Испании десять лет тому в поселке неподалеку. И, срывая работу над рекламой, отправляется туда, чтобы узнать, что стало с местными жителями, которых он превратил в актеров.

Тут-то он и сталкивается с "настоящим" Дон Кихотом — бывшим сапожником Хавьером (Джонатан Прайс), который, следуя указаниям Тоби, столь глубоко — Константину Сергеевичу Станиславскому на зависть! — погрузился в предложенную ему роль рыцаря, что совершенно потерял связь с современностью.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Разряженные батарейки: о фильме "Бобот и энергия Вселенной"

Реальность иллюзии

Встреча старых знакомых резво вспыхивает огнем пожарищ и — неожиданно — орошается кровью невинных жертв. Дон Кихот, принявший Тоби за своего верного оруженосца, затягивает режиссера в поход, во время которого мир начинает стремительно меняться, погружаясь в прошлое, представленное в романе.

Находится в этом искривленном мире место и для новой Дульсинеи. Ею становится сельская девушка (Жуану Рибейру) — сексуальная игрушка в руках русского олигарха (Жорди Молья), который обитает в средневековом замке, устраивая безвкусные костюмированные забавы, объектом которых становятся и Тоби и, само собой, Дон Кихот.

Терри Гиллиам сталкивает современность и прошлое, материализм и фантазию, прагматизм и донкихотство. Рассказывая свою деформированную историю, он лишь одной ногой стоит в пространстве романа (Тоби оказывается и Санчо Пансой, и другими персонажами), время от времени совершенно покидая его.

Иногда эти стремительные повествовательные переходы можно определить благодаря тем выразительным визуальным — и эмоциональным — текстурам, которыми играет Терри Гиллиам ("зерно" студенческого фильма, дымка воспоминаний, неживая гладь рекламы). Но чаще он предпочитает ловить зрителя на крючок кинематографической иллюзии: показывая происходящее максимально реалистично, а потом — наполняя сцену театральной бутафорией, которая вскрывает безумие героя, трансформирующее окружающий мир.

Радость и сожаление

Подобные атональные переходы от реальности вымысла к искусственности настоящего — многочисленны, стремительны и громогласны. Они выбивают почву из под зрительских ног. Сюжетный и смысловой пазл, который предлагает режиссер, все же, худо-бедно, можно сложить воедино — но, скорее, уже по просмотру картины, немного отдышавшись после шокирующей бомбардировки безумием.

На выходе получается сюрреалистическое полотно в духе Сальвадора Дали. Правда, даже в своей ирреальности — незавершенное.

Не смотря на то, что фильм длится 130 минут (а по моим ощущениям, и того дольше), Терри Гиллиаму не хватает времени, чтобы окончательно оправдать художественный хаос, царящий на экране, превратив его в безусловный аргумент в пользу ленты.

В итоге, ее просмотр рождает весьма противоречивые чувства. Наблюдение за тем, как немолодой Терри Гиллиам в свои 77 лет наконец-то воплощает замысел, над которым бился три десятилетия, вызывает безусловную радость — за автора.

И в то же время, к этому чувству примешивается горечь сожаления. Именно потому, что эта история "аналогового" безумия появляется с двадцатилетним опозданием — в "цифровую" эпоху, когда ее художественные аллюзии утратили остроту новизны, а образы-шаблоны растрясли актуальность.

Источник